Инвестиции в борьбу против старения были прежде уделом крупных филантропов и убежденных трансгуманистов. В последние годы формируются новые классы инвестиционных активов, которые могут обеспечить и высокую доходность, и радикальное продление жизни
Недавно Рэймонд Курцвейл, знаменитый американский изобретатель, футуролог и технический директор Google, заявил: «В течение 10-15 лет мы избавимся от физических сбоев и старения нашего организма и подойдем к рубежу, когда ежегодный прирост ожидаемой продолжительности жизни превысит год – таким образом, к 2029 году мы сможем продлевать жизнь без ограничений».
Курцвейл знаменит своими детальными и достаточно точными технологическими прогнозами, которые он публикует уже более 30 лет. Независимо от вашего доверия к его относительно эпатажным долгосрочным прогнозам уже сегодня вы можете рассмотреть возможность инвестирования в целый ряд прорывных медицинских разработок, которые могут привести к продлению продолжительности жизни на 10-15 лет в ближайшие годы и в случае успеха обеспечить исключительно высокую доходность.
Очевидной первой линией «инвестиций всем смертям на зло» являются вложения в компании, которые разрабатывают препараты для борьбы с основными причинами смертности: заболевания сердечно-сосудистой системы, рак и болезнь Альцгеймера. Согласно недавнему исследованию Silicon Valley Bank, с точки зрения инвестора, бесспорно, лидирующей терапевтической областью остается онкология – 36% всего объема инвестиций венчурных фондов США за 2015 год и 1-е полугодие 2016 года.
Изменений этого тренда не ожидается в ближайшие несколько лет в силу ряда причин. По данным Американского общества по борьбе с раком (American Cancer Society), на протяжении жизни у каждого второго мужчины и каждой третьей женщины разовьется то или иное опухолевое заболевание. У каждой второй женщины старше 30 лет может быть диагностирован тот или иной вид рака груди.
Онкологические заболевания занимают лидирующее место среди причин смертности и приводят к колоссальным социальным и экономическим потерям. Как следствие, онкологические препараты формируют крупнейший (более $100 млрд в 2015 году, по данным IMS Health) и наиболее быстрорастущий сегмент рынка. Кроме того, в ближайшие несколько лет ожидается создание режима максимальных преференций со стороны государств.
Так, в своем последнем ежегодном послании Конгрессу в начале 2016 года Барак Обама объявил о запуске новой программы по борьбе с раком Cancer Moonshot 2020 с общим объемом финансирования в $1 млрд в течение 2016-2017 годов и целью окончательно победить рак к 2020 году.
В последние месяцы несколько известных предпринимателей, сделавших свои состояния в сфере IT, стали активно инвестировать в исследования в области онкологии.
В апреле 2016 года Шон Паркер, сооснователь Napster и президент-основатель Facebook, пожертвовал $250 млн на создание Института Паркера по иммунотерапии рака и финансирование работы более 300 ученых. В мае 2016 года Ларри Эллисон, сооснователь Oracle, выделил $200 млн на создание онкологического исследовательского центра – Института трансформационной медицины имени Лоуренса Эллисона при Университете Южной Калифорнии.
Российские инвесторы также стали активно рассматривать биотехнологии в качестве приоритетной отрасли для инвестиций. В мае 2016 года было создано новое подразделение фонда Михаила Фридмана L1 Health, которое планирует проинвестировать до $3 млрд в биотехнологические проекты в США, в том числе по рекомендациям Франца Хаммера, бывшего председателя совета директоров Roche Holding AG, который вошел в консультационный совет фонда.
ATEM Capital также инвестирует в онкологические компании совместно с рядом крупных публичных китайских фармкомпаний с объемом инвестиций до $500 млн. Для целей инвестиций в онкологию ATEM Capital привлек в консультационный совет фонда Джозефа Камардо, старшего вице-президента – глобального медицинского директора Celgene, лидера онкологии, а также Брюса Берлингтона, действующего члена совета директоров AstraZeneca, ранее руководившего рядом направлений в FDA, и Эда Годбера, бывшего старшего вице-президента GlaxoSmithKleine.
Антон Абугов, бывший первый вице-президент АФК «Система», прорабатывает стратегию по созданию онкологического фонда в сотрудничестве с Mayo Clinic, ведущим онкологическим центром США. В консультационный совет фонда входит Дэниэл Фон Хофф, один из самых известных онкологов в мире, который отвечал за проведение более 200 программ клинических исследований онкологических препаратов и является главным ученым-исследователем в организации US Oncology, крупнейшей ассоциации практикующих онкологов США.
Андрей Фоменко, основатель девелоперской группы компаний «Сенатор», а также инвестиционной компании IVAO, миссией которой является увеличение средней продолжительности жизни, инвестирует в технологии, направленные на лечение онкологических и других заболеваний, связанных со старением.
Главным стратегическим преимуществом инвестиций в онкологию является произошедший за последние несколько лет технологический прорыв в этой области, когда появились признаки высокой эффективности принципиально новых терапевтических модальностей: иммунотерапии, генной инженерии и клеточных технологий.Джонатан Норрис, управляющий директор Silicon Valley Bank, руководящий практикой здравоохранения, отмечает: «В онкологии, в отличие от других терапевтических областей, мы наблюдаем приобретения и IPO на очень ранних стадиях – уже на доклинической или на первой фазе клинических исследований. Это приводит к ускоренным выходам и повышает внутреннюю норму доходности (IRR) инвестиций».
Одним из самых известных лидеров мнений в области онкологии является Джеймс Уотсон, нобелевский лауреат и один из первооткрывателей структуры молекулы ДНК. Три года назад мы встречались с ним в Нью-Йорке и обсуждали наиболее перспективные направления исследований по лечению онкологических заболеваний. Уотсон тогда сказал мне, что если раньше он сомневался в перспективности иммунотерапии, то теперь уверен, что «методы иммунотерапии и терапевтические вакцины – наиболее вероятное средство решения проблемы рака». В следующее три года разработки в области иммуноонкологии действительно радикально трансформировали рынок инвестиций в биотехнологии.
Иммунотерапия в отличие от химиотерапии, которая пытается уничтожить раковые клетки, воздействует, прежде всего, на иммунную систему человека и направляет собственные механизмы защиты организма на излечение. Преимуществом технологий иммунотерапии является пролонгированное воздействие, существенное снижение побочных эффектов и предположительное снижение риска метастазирования рака – фактической причины смерти в 90% случаев онкологических заболеваний.
Джеймс УотсонФото Karen Kasmauski / Getty Images
Сейчас Джеймсу Уотсону 88 лет, но он не останавливается в своей борьбе с раком: «Я даю себе пять лет, чтобы увидеть, как 80% онкологических заболеваний станут излечимыми». Ученый планирует принять в этом непосредственное участие. В недавнем интервью он поделился своим собственным противораковым комплексом: аспирин, метформин, отказ от сахара и регулярные тренировки. Он активно занимается теннисом и по-прежнему исполняет подачи под 160 км/ч. По его мнению, такой режим снижает риск возникновения онкологии на 50%.
Прежний скепсис и неудачи в отношении иммунотерапии вполне объяснимы. В течение десятков лет ученым не удавалось добиться каких-либо заметных клинических результатов. Низкая эффективность методов иммунотерапии, основанных на попытках активации собственного иммунного ответа пациента (пептидные, дендритные, генные вакцины) была обусловлена механизмом уклонения от иммунного ответа, который в совершенстве «освоен» раковыми клетками.
Многолетние комплексные научные изыскания в области иммунологии и иммунотерапии злокачественных заболеваний завершились оглушающим успехом – в 2013 году в итоговом номере журнала Science достижения в области иммунотерапии опухолей были названы прорывом года.
В нескольких клинических исследованиях иммунотерапии с применением аутологичных Т-клеток с химерным рецептором (CAR-T) в крайне сложных случаях рака крови ремиссия происходила у 100% пациентов, и до ¾ пациентов оставались в состоянии ремиссии без признаков рака через год после процедуры.
Эти успехи ознаменовали начало новой эпохи в противоопухолевой терапии, когда эффективное применение высокотехнологичных методов иммунотерапии дало надежду на то, что опухолевые заболевания могут быть побеждены с помощью технологии CAR-T.
CAR-T – это одновременно клеточная терапия, генная инженерия и иммунотерапия. Процедуру CAR-T можно описать достаточно просто: у пациента забирают иммунные Т-клетки из крови, обучают их атаковать рак путем перепрограммирования на синтез химерного антигенного рецептора CAR, который распознает раковые клетки, и внедряют CAR-модифицированные Т-клетки обратно в организм пациента. Специально подготовленные и «вооруженные» Т-клетки уничтожают онкоклетки, а также реактивируют другие элементы иммунной системы, которые были подавлены онкологическим заболеванием.
За последние три года на биржу вышел целый ряд биотехнологических компаний, начавших активную разработку CAR-T, а компании «Большой фармы» заключили крупные партнерские соглашения. В течение ближайших 12-18 месяцев лидирующие проекты CAR-T – Juno Therapeutics и Kite Pharma – могут подать документы на одобрение технологии в США. Одним из инвесторов в Juno Therapeutics является специализированный фонд ОАО ««Роснано»
Между тем, технология CAR-T имеет свои высокие риски. Лечение CAR-T сопровождается лихорадкой, интенсивной воспалительной реакцией – «цитокиновым штормом», который может продолжаться от нескольких дней до недель. В это время пациенты находятся на грани жизни и смерти под постоянным наблюдением врачей в стационаре. Если врачам не удается вернуть контроль над состоянием пациента, эта реакция может привести к летальному исходу. Так, например, в конце июля этого года FDA приостановило клинические исследования компании Juno Therapeutics в связи со смертью двух пациентов. В этот день акции Juno упали на 30%, и капитализации сократилась на $1 млрд. Однако, в неожиданно короткий трехдневный срок клинические исследования были вновь разрешены FDA, так как Juno исследует эффективность своих разработок у терминальных пациентов – в случае приостановки лечения многие из них умерли бы в течение нескольких недель.
В настоящий момент многие конкуренты Juno начинают искать и внедрять технологии, которые позволят контролировать или предотвратить развитие «цитокинового шторма», связанного с CAR-T.
Другим существенным недостатком большинства текущих разработок CAR-T является сложное производство, ограниченное масштабирование и высокая предполагаемая цена курса лечения – $500 000 на одного пациента.
Для решения этих проблем американская компании Formula Pharmaceuticals (частная компания) и французская Cellectis не используют клетки самих пациентов (аутологичные), а создают универсальный банк клеток человека (аллогенные) с заранее заданными параметрами, что существенно сократит сроки производства и позволит снизить его стоимость.
К сожалению, даже пониженная стоимость курса лечения CAR-T для рынка США, вероятно, не будет доступной для практики в России. Недавно я обнаружил, что в России есть организации, которые понимают важность трансфера CAR-T в Россию и имеют всю необходимую инфраструктуру и знание этой технологии. Началось все с благотворительного вечера Чулпан Хаматовой и скрипача Дмитрия Берлинского в Нью-Йорке, где звучали стихи Цветаевой и Пастернака под музыку Шостаковича, а организаторы вечера — фонд «Подари жизнь» — собирали средства на трансфер технологий в Россию для лечения больных детей.
По приезде в Москву я встретился с Михаилом Масчаном, председателем правления фонда и заведующим отделом трансплантации костного мозга ФНКЦ ДГОИ им. Дмитрия Рогачева, который поделился своим мнением о перспективах CAR-T в России. По его мнению, CAR-T может дать надежду ранее неизлечимым детям в России в ближайшие годы на базе лаборатории в рамках ФНКЦ. Фонд «Подари жизнь» в настоящее время ищет необходимую поддержку для внедрения CAR-T в России. Одновременно с CAR-T к клиническим исследованиям и рынку здравоохранения приближается следующее поколение прорывных технологий.
Источник: http://www.forbes.ru/mneniya/idei/327057-bessmertie-kak-investitsionnyi-aktiv-gonki-na-vyzhivanie